| [ДОМОЙ] [ОБ_АВТОРЕ] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] | |
6Часто в детстве я представлял себе газетный разворот, еще пахнущий свежей краской, с моим большим портретом посередине (я в шлеме и улыбаюсь) и подписью: "Космонавт Омон Кривомазов чувствует себя отлично!" Сложно понять, почему мне этого так хотелось. Я, наверно, мечтал прожить часть жизни через других людей - через тех, кто будет смотреть на эту фотографию, и думать обо мне, представлять себе мои мысли, чувства и строй моей души. И самое, конечно, главное, мне хотелось самому стать одним из других людей, уставиться на собственное, составленное из типографских точечек лицо, задуматься над тем, какие этот человек любит фильмы и кто его девушка, а потом вдруг вспомнить, что этот Омон Кривомазов и есть я. С тех пор, постепенно и незаметно, я изменился. Меня перестало слишком интересовать чужое мнение, потому что я знал - до меня другим все равно не будет никакого дела, и думать они будут не обо мне, а о моей фотографии, с тем же безразличием, с которым я сам думаю о фотографиях других людей. Поэтому новость о том, что мой подвиг останется никому не известным, не была для меня ударом, ударом была новость о том, что придется совершать подвиг. К начальнику полета нас с Митьком водили по очереди, на следующий день после приезда, сразу после того, как одели в черную форму вроде суворовской - только ее погоны были ярко желтыми, с непонятными буквами "ВКУ". Сперва пошел Митек, а часа через полтора вызвали меня. Когда передо мной раскрылись высокие дубовые двери, я даже оторопел, до того увиденное напоминало сцену из какого-то военного фильма. В центре кабинета был накрытый большой желтой картой стол, за которым стояли несколько человек в военной форме - начальник полета, три генерала, совершенно не похожие друг на друга, но все очень похожие на писателя и драматурга Генриха Боровика, и два полковника, один низкий и толстый, с малиновым лицом, а другой - худенький и жидковолосый, напоминающий пожилого болезненного мальчика, он был в темных очках и сидел в инвалидном кресле. - Начальник ЦУПа полковник Халмурадов, - сказал начальник полета, указывая на толстяка с малиновым лицом. Тот кивнул. - Замполит особого отряда космонавтов полковник Урчагин. Полковник в кресле повернул ко мне голову, чуть наклонился вперед и снял очки, словно чтобы лучше меня разглядеть. Я непроизвольно вздрогнул - он был слепым, веки одного его глаза срослись, а между ресницами другого, чуть поблескивала беловатая слизь. - Можешь звать меня Бамлагом Ивановичем, Омон, - сказал он высоким тенором. - Надеюсь, мы с тобой подружимся. Почему-то начальник полета не представил мне генералов, а они никак своим поведением не показали, что хотя бы видят меня. Впрочем, я, кажется, видел одного из них на экзамене в Зарайском летном. - Курсант Кривомазов, - представил меня начальник полета. - Ну что, можем начинать? Он повернулся ко мне, сложил руки на животе и заговорил: - Ты, Омон, наверное, читаешь газеты, смотришь фильмы и знаешь, что американцы высадили на Луну несколько своих космонавтов и даже ездили по ней на мотоколяске. Цель вроде бы мирная, но это как посмотреть. Представь себе простого человека труда из какого-нибудь небольшого государства, скажем, в Центральной Африке... Начальник полета наморщил лицо и сделал вид, что засучивает рукава и вытирает пот со лба. - И вот он видит, что американцы высадились на Луне, а мы... Понимаешь? - Так точно, товарищ генерал-лейтенант! - ответил я. - Главная цель космического эксперимента, к которому тебя начинают готовить, Омон, это показать, что технически мы не уступаем странам Запада и тоже в состоянии отправлять на Луну экспедиции. Послать туда возвращаемый пилотируемый корабль нам сейчас не по силам. Но есть другая возможность - послать туда автоматический экипаж, который не потребуется возвращать назад. Начальник полета наклонился над рельефной картой с выступающими горами и маленькими лунками кратеров. По ее центру шла ярко-красная линия, похожая на свежепрокарябанную гвоздем царапину. - Это фрагмент лунной поверхности, - сказал начальник полета. - Как ты знаешь, Омон, наша космическая наука преимущественно исследует обратную сторону Луны, в отличие от приземляющихся на дневной стороне американцев. Вот эта длинная полоса - так называемая трещина имени Ленина, открытая несколько лет назад отечественным спутником. Это уникальное геологическое образование, в район которого в прошлом году была отправлена автоматическая экспедиция по получению образцов лунного грунта. По предварительным результатам исследований сложилось мнение о необходимости дальнейшего изучения трещины. Тебе, наверно, известно, что наша космическая программа ориентирована в основном на автоматические средства - это американцы рискуют человеческими жизнями. Мы подвергаем опасности только механизмы. И вот возникла мысль об отправке специального самоходного транспортного средства, так называемого лунохода, который проедет по дну трещины и передаст на Землю научную информацию. Начальник полета открыл ящик стола и, не отводя глаз, стал шарить там рукой. - Общая длинна трещины - сто пятьдесят километров, а ширина и глубина крайне незначительны, и измеряются метрами. Предполагается, что луноход проедет по ней семьдесят километров - настолько должно хватить энергии в аккумуляторах - и установит в ее центре вымпел-радиобуй, который передаст в космос преобразованные в радиоимпульсы слова "МИР", "ЛЕНИН" и "СССР". В его руке появилась маленькая машинка красного цвета. Он завел ее ключом и поставил в начале красной линии на карте. Машинка зажужжала и поползла вперед. Это была детская игрушка: напоминающий маленькую консервную банку корпус на восьми маленьких черных колесах, со словом "СССР" на борту и двумя похожими на глаза выступами впереди. Все напряженно провожали ее взглядом, даже полковник Урчагин поворачивал голову синхронно с остальными. Машинка доехала до края стола и свалилась на пол. - Где-то так, - задумчиво сказал начальник полета и вскинул на меня глаза. - Разрешите обратиться! - услышал я свой голос. - Валяй. - Но ведь луноход автоматический, товарищ генерал-лейтенант! - Автоматический. - Так зачем тогда я? Начальник полета опустил голову и вздохнул. - Бамлаг, - сказал он, - давай. Тихонько зажужжал электромотор кресла, и полковник Урчагин выехал из-за стола. - Пойдем прогуляемся, - сказал он, подъехав и взяв меня за рукав. Я вопросительно поглядел на начальника полета. Он кивнул головой. Вслед за Урчагиным я вышел в коридор, и мы медленно двинулись вперед - я шел, а он ехал рядом, регулируя скорость рычагом, на конец которого был насажен самодельный шарик из розового плексигласа с резной красной розой внутри. Несколько раз Урчагин открывал рот и собирался заговорить, но каждый раз закрывал его, и я уже подумал, что он не знает, с чего начать, когда он вдруг метко схватил меня за запястье чуть влажной узкой ладонью. - Слушай меня внимательно и не перебивай, Омон, - сказал он задушевно, словно мы только что вместе пели у костра под гитару. - Начну издалека. Понимаешь ли, в судьбе человечества много путаного, много кажущейся бессмыслицы, много горечи. Надо видеть очень ясно, очень четко, чтобы не наделать ошибок. В истории ничего не бывает так, как в учебниках. Диалектика в том, что учение Маркса, рассчитанное на передовую страну, победило в самой отсталой. У нас, коммунистов, не было времени доказать правоту наших идей - слишком много сил отняла война, слишком долгой и серьезной оказалась борьба с эхом прошлого и врагами внутри страны. Мы не успели технологически победить Запад. Но борьба идей - это такая область, где нельзя останавливаться ни на секунду. Парадокс, и опять же, диалектика - в том, что обманом мы помогаем правде, потому что марксизм несет в себе всепобеждающую правду, а то, за что ты отдашь свою жизнь - формально является обманом. Но чем сознательнее... У меня под ложечкой екнуло, и я рефлекторно попытался вырвать свою кисть, но ладонь полковника Урчагина словно превратилась в маленький стальной обруч. - ...сознательнее ты осуществишь свой подвиг, тем в большей степени он будет правдой, тем больший смысл обретет короткая и прекрасная твоя жизнь! - Отдам жизнь? Какой подвиг? - дурным голосом спросил я. - А тот самый, - тихо-тихо и словно испуганно ответил полковник, - который уже совершило больше ста таких же ребят, как ты и твой друг. Он помолчал, а потом заговорил прежним тоном: - Ты ведь слышал, что наша космическая программа основана на использовании автоматики? - Слышал. - Так вот сейчас мы с тобой пойдем в триста двадцать девятую комнату, и тебе расскажут, что такое наша космическая автоматика. |
| [ДОМОЙ] [ОБ_АВТОРЕ] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] |