[ДОМОЙ] [ОБ_АВТОРЕ] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] | |
9Был май, под Москвой горели торфяные болота, и в затянутом дымкой небе висело бледное, но жаркое солнце. Урчагин дал мне прочитать книжку японского писателя, бывшего во время второй мировой войны летчиком-смертником, и я до крайней степени поразился сходству своего состояния с тем, что он описывал. Я точно так же не думал о ждущем меня впереди, и жил сегодняшним днем, погружался в книги, забывал про все на свете, глядя на полыхающий разрывами киноэкран (в субботу вечером нам показывали военно-исторические фильмы), искренне переживал за свои не слишком высокие оценки. Слово "смерть" присутствовало в моей жизни, как бумажка с памятной записью, уже давно висящая на стене - я знал, что она на месте, но никогда не останавливал на ней взгляд. Мы не говорили на эту тему с Митьком, но когда нам сказали, что начинаются, наконец, и наши занятия на аппаратуре, мы переглянулись и словно ощутили первое дуновение приближающегося ледяного ветра.
Странно устроена человеческая психика! В первую очередь ей нужны детали. Помню, когда я был маленький, я часто рисовал танки и самолеты и показывал их своим друзьям. Нравились им всегда рисунки, где было много всяких бессмысленных черточек, так что я даже потом их нарочно пририсовывал. Вот так же и луноход - казался очень сложным и умным аппаратом. Его крышка откидывалась в сторону - она была герметичной, на резиновой прокладке, с несколькими слоями теплоизоляции. Внутри было свободное место - примерно как в башне танка, и там стояла чуть переделанная рама от велосипеда "Спорт" с педалями и двумя шестеренками, одна из которых была аккуратно приварена к оси задней пары колес. Руль был обычной полугоночной баранкой - через специальную передачу он мог чуть-чуть поворачивать передние колеса, но как мне говорили, такой необходимости не должно было возникнуть. Из стен выступали полки, но пока они были пустыми, к середине руля был приделан компас, а к полу - жестяная зеленая коробка передатчика с телефонной трубкой. В стене перед рулем чернели две крошечных круглых линзы, похожих на дверные глазки, через них были видны края передних колес и декоративный манипулятор. С другой стороны висело радио - самый обычный кирпич из красной пластмассы с черной ручкой регулировки громкости (начальник полета объяснил, что для преодоления психологического отрыва от страны на все советские космические аппараты обязательно транслируют передачи "Маяка"). Внешние линзы, большие и выпуклые, были закрыты шорами сверху и по бокам, так что у лунохода появлялось как бы лицо, или, точнее, морда - довольно симпатичная, вроде тех, что рисуют у арбузов и роботов в детских журналах. Когда я впервые залез внутрь, и над моей головой щелкнула крышка, я подумал, что не вынесу такой тесноты и неудобства. Приходилось, как бы висеть над рамой, распределяя вес между руками, лежащими на руле, ногами, упертыми в педали и седлом, которое не столько принимало на себя часть веса, сколько задавало позу, которую должно было принимать тело. Так наклоняется велосипедист, когда развивает большую скорость - но у него хоть есть возможность выпрямиться, а тут ее не было, потому что спина и затылок практически упирались в крышку. Правда, недели через две после начала занятий, когда я пообвыкся, оказалось, что места внутри вполне достаточно, чтобы на целые часы забывать о том, как его мало. Круглые "глазки" оказывались прямо напротив лица - но линзы так все искажали, что совершенно невозможно было понять, что там, за тонкой сталью борта. Зато четким и сильно увеличенным был пятачок земли прямо перед колесами и конец ребристой антенны, остальное расплывалось в какие-то зигзаги и пятна, и казалось, что сквозь слезы смотришь в длинный темный коридор за стеклами противогаза. Машина была довольно тяжелой, и приводить ее в движение было трудно - так что у меня даже появились сомнения, что я сумею преодолеть в ней целых семьдесят километров лунной пустыни. Даже сделав круг по двору, я сильно уставал, ныла спина, болели плечи и поясница. Теперь через день, сменяя, Митька, я в лифте поднимался наверх, выходил во двор, раздевался до трусов и майки, залезал в луноход и подолгу, чтобы укрепить мышцы на ногах, ездил кругами по двору, разгоняя кур и иногда даже давя их - конечно, я делал это не нарочно, просто через оптику совершенно невозможно было отличить замешкавшуюся курицу от, например, газеты или сорванной ветром с бельевой веревки портянки, да и затормозить я все равно не успевал. Сначала впереди меня на своем кресле, показывая дорогу, ездил полковник Урчагин - сквозь линзы он казался размытым серо-зеленым пятном, - но постепенно я так наловчился, что мог с закрытыми глазами объехать весь двор - для этого просто надо было под определенным углом повернуть руль, и машина сама совершала плавный круг, возвращаясь на то же место, где начинался маршрут. Я иногда даже переставал смотреть в глазки, и просто работал мышцами, опустив голову и думая о своем. Иногда я вспоминал детство, иногда представлял себе, каким именно будет стремительно приближающийся миг старта в вечность. А иногда я додумывал старые-старые мысли, опять поднимавшиеся в моем сознании. Вот, например, я часто думал - кто же такой я?
Когда тетка уходила на работу, она часто просила посидеть со мной старуху соседку, которой я и задавал все эти вопросы, с удовольствием чувствуя, как трудно ей на них отвечать. - У тебя, Омочка, внутри есть душа, - говорила она, - и она выглядывает сквозь глазки, а сама живет в теле, как у тебя хомячок живет в кастрюльке. И эта душа - часть Бога, который нас всех создал. Так вот ты и есть эта душа. - А зачем Бог посадил меня в эту кастрюлю? - спрашивал я. - Не знаю, - говорила старуха. - А где он сам сидит? - Всюду, - отвечала старуха, и показывала руками. - Значит, я тоже Бог? - спрашивал я. - Нет, - говорила она. - Человек не Бог. Но он богоподобен. - А советский человек тоже богоподобен? - спрашивал я, с трудом произнося непонятное слово. - Конечно, - говорила старуха. - А богов много? - спрашивал я. - Нет. Он один. - А почему в справочнике написано, что их много? - спрашивал я, кивая на справочник атеиста, стоящий у тетки на полке. - Не знаю. - А какой бог лучше? Но старуха опять отвечала: - Не знаю. И тогда я спрашивал: - А можно, я сам выберу? - Выбирай, Омочка, - смеялась старуха, и я начинал рыться в словаре, где разных богов была целая куча. Особенно мне нравился Ра, бог, которому доверились много тысяч лет назад древние египтяне - нравился, наверно, потому, что у него была соколиная голова, а летчиков, космонавтов и вообще героев по радио часто называли соколами. И я решил, что если уж я на самом деле подобен богу, то пускай этому. Помню, я взял большую тетрадь и сделал в нее выписку:
Сразу под статьей в словаре была древнеегипетская картинка, изображавшая переход Ра из одной барки в другую - там были нарисованы две одинаковые приставленные друг к другу ладьи, в которых стояли две девушки, одна из которых передавала другой круг с сидящим в нем соколом - это и был Ра. Сильнее всего мне понравилось, что в этих ладьях, помимо множества непонятных предметов, были еще четыре совершенно явных хрущевских шестиэтажки. И с тех пор, хоть я и откликался на имя "Омон", сам себя я называл "Ра", именно так звали главного героя моих внутренних приключений, которые я переживал перед сном, закрыв глаза и отвернувшись к стене - до тех пор, пока мои мечты не подверглись обычной возрастной трансформации.
|
[ДОМОЙ] [ОБ_АВТОРЕ] [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] |